Лидия Копппер: О зеркале тролля

КультураСобытия

Эстетика безобразного в современном искусстве …

Если свет, который в тебе тьма, то

какова же тьма? (Мф. 6:23)

В последнее время как-то особенно откровенно происходит мировоззренческое размежевание в обществе. О конфликте между консерваторами и «творческой интеллигенцией» не говорит только ленивый, волны его достигают самых высоких трибун.

Трудно остаться равнодушным к тому, что происходит. «Альтернативное искусство», «андеграунд», «арт-хаус» – эти направления, хоть и претендуют на статус передового в искусстве, явно не для непосвященных, не для людей, выросших в традициях классической христианской культуры, чтобы понять в них что-нибудь, нужна не только идеологическая подготовка, нужно еще нечто такое в душе, что отзывалось бы, впитывало эти смыслы и было бы готово с ними сродниться.

И хоть оно глубоко чуждо русской культуре, выросшей на почве православия, но какая-то заноза не дает покоя, не позволяет просто и легко выбросить это из сознания, просто отвернуться, чтобы эта нежить не лезла в душу – ведь тяжко терпеть волны смрада, которые от нее исходят. Теории о современной эпохе постмодернизма интересны, может быть даже полезны, но абстрактны, они объясняют общественные явления, но не дают понимания того, через какие щели чужое проникает в душу и заражает ее. Оно, это беспокойство заставляет наблюдать за некоторыми персонажами, принадлежащими к тем, кто поет и пляшет в этой круговерти.

Недавно я наткнулась на интервью одной т.н. «звезды» нашего арт-хаузного кино, актрисы «Гоголь-центра» – Юлии Ауг. Слушать его было тяжело, потому что все, о чем она говорила как о близком себе, мне было просто гадко. Но пользу я получила – пазл, как говорится, сложился.

В заголовок интервью вынесена ее фраза: «Эстетика безобразного – это то, чего мне не хватает в нашей культуре». Разговор строился вокруг ее, как было заявлено, «протестного плей-листа» – образцов того, что называют современной музыкой, а лейтмотивом своей жизни и симпатий она обозначила протест, разумеется, против системы, которая либо встраивает личность кирпичиком в свою стену, либо ломает ее. Ну, и дальше – восхищение рэперами и прочими подобными им стенобитными орудиями, бьющими в государство, традицию, Церковь. Истово засвидетельствав свою преданность Серебрянникову, с надрывным пафосом заявила: «почему-то современный театр, живой театр, который разговаривает понятным, современным, своевременным языком со зрителем, стал тем объектом, который государственная машина хочет уничтожить».

И вот слова о необходимости эстетики безобразного для меня стали ключевыми. Дама лицемерно объясняет свое утверждение ни много ни мало милосердием к тем, кто оказался таковым с физической стороны, она считает необходимым «абсолютное приятие всех человеческих проявлений, форм, и делать их предметом рассмотрения и получения удовольствия на экране». И сцены, добавлю, – опыты Серебрянникова и ему подобных тому красноречивое подтверждение.

Вот такая идеология. Начало осознания себя как личности – протест, эстетика безобразного – итог. Обезбоженные и замороченные души убеждают с предоставленных им площадок, что сладострастное всматривание и смакование уродства, извращений, жесткости, кощунства есть лучший путь к правде.

Гоголь-центр!.. Как в «Вие» заброшенная церквушка стала обиталищем нечистой силы, так в стенах театра, носившего имя писателя, теперь пляшет нежить. Какова мистика!

Заноза, о которой я сказала в начале – это чувство причастности этой болезни души. Склонность к протесту молодости воспринимается как общее место, даже объясняется повышенной чувствительностью ко лжи и лицемерию взрослых, тягой к новому и прогрессивному. Хотя непонятно, как человек, только вступающий в жизнь, попросту не имеющий знаний о ней, может судить об отжившем, о новизне и прогрессе. И вот эти-то необоснованные претензии невоспитанных Истиной Христовой душ становятся крючком, на который отец лжи и первый протестант уловляет их. Без Бога протест становится беспредметной мятежностью, претензиями на исключительность, тягой к сумрачной фантазии – и понеслось, как снежный ком с горы. В классической культуре этот механизм действовал через романтизм. Помню, помню свою тягу к нему – “Манфред” (поэма вместе с увертюрой Чайковского), “Каин”, “Демон” – ведь они воспринимались как положительные образы (прости, Господи!). Обольщая отблесками красоты и гармонии классической традиции, они увлекают незащищенную душу – и вот молодой человек нацепляет на себя их маску, а сбросить ее потом удается далеко не всегда. И маска оказывается уздечкой, за которую влекут в ад. Благо тому, кто остановится на этом пути; не остановившиеся творят современное пост-модернистское искусство, имея суфлером Сатану. Так протестующие против лжи оказываются ее рабами. Впереди – извращения, безумие, распад.

Мы не должны обманываться глубокомысленными наукообразными разговорами о пост-модернизме как этапе развития культуры, с христианской точки зрения тут все ясно. И лучше всего описал это Ганс-Христиан Андерсен в «Снежной королеве». Те, кто именует себя творцами современного искусства, носят в глазах и сердцах осколки зеркала тролля-дьявола: «в нем все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и Самим Творцом».

Мы не услышим от них ни слов, ни звуков, связанных гармонией, не услышим музыки, хранящей мелодику народных напевов, тихая прелесть родных пейзажей не вдохновляет их. Здоровое искусство есть, но оно загнано в подполье, объявлено вне мейнстрима культуры, и не подпускается к формированию культурной атмосферы общества, блокируется на дальних подступах.

Горько, что государство, призванное защищать жизнь и быть удерживающим, боится открыть глаза и назвать врага, признать, что это не современно искусство – это искусство Сатаны. Наверное потому, что стены в коридорах и кабинетах власть предержащих имеют свойства этого зеркала, а в душах людей, воспитанных на почве чужой и безбожной культуры – ледяные, все искажающие осколки.

В сказке в лютый холод Герда спасается молитвой «Отче наш», буйные ветры усмиряет молитвой, а вернувшиеся домой дети видят в нем бабушку, читающую Евангелие.

Только Церковь Христова, а для нас, русских – православная культура с ее теплом и светом, героикой и жертвенностью могут защитить молодого человека.

«Облекитесь во всеоружие Божье, чтобы вам можно было противостать против козней диавольских» (Еф.6:11).

Источник