Почём нынче человечина?

ЗдоровьеСобытия

В России грядёт кардинальное переориентирование здравоохранения с «экономически нецелесообразной» охраны здоровья на максимально рентабельную трансплантологию

Медики вышли в Москве на митинг против развала медицины; причина – план столичных властей под флагом оптимизации закрыть 27 московских больниц.

Эти же флаги развеваются над руинами отечественного образования, науки, культуры, социальной сферы. Вместе с так называемым либералистским экономическим козырем «подушевого финансирования» к нам пришли слияние больниц, картинных галерей, ВУЗов, школ с детскими садами и специализированными интернатами; закрытие малокомплектных (то есть сельских) школ, домов культуры, родильных домов и прочая, прочая, прочая.

Совсем скоро уделом государствообразующих институтов должны стать полная разруха и мерзость запустения…

В противовес им мощно и ощутимо расцвели прививочный бизнес, похоронное дело, абортная отрасль и трансплантология.

То есть всё то, что позволяет зарабатывать на продаже людей – живых и мёртвых, целиком и по частям.

По законам расчеловечивания.

Всего одно слово

Игра идёт по конкретным правилам, находящимся в открытом доступе, только называются они немножко по-другому, оттого не всеми опознаются. Например, так: закон об охране здоровья граждан, о донорстве, о трансплантологии.

22 сентября 2014 года СМИ раструбили, что в Госдуму внесли законопроект сенатора Белякова о согласии гражданина на изъятие органов; отметку об этом предполагается размещать впаспорте, водительских правах или УЭК. http://www.interfax.ru/russia/397912

Известие вызвало ропот в общественных кругах, и новость тут же подкорректировали: 28 октября того же года СМИ снова вернулись к этой теме, развернув вектор на 180 градусов: «Госдума рассмотрит законопроект об отказе на изъятие органов после смерти». http://www.interfax.ru/russia/404388

«Согласие» или «отказ» – разница более чем существенная, налицо банальная манипуляция массовым сознанием: если первое слово заставляет насторожиться, то второе вызывает выдох облегчения.

Между тем, речь идёт об одном и том же документе, в котором стоит именно «согласие». Да только кто ж его читает – нынешние депутаты, принимая законы, знакомятся лишь с пояснительными записками.

Между тем, чтение законопроектов – полезный процесс, и пока предложение депутата Госдумы Игоря Руденского о запрете обсуждать законопроекты публично http://ren.tv/novosti/2014-10-11/gosduma-hochet-zapretit-publichnoe-obsuzhdenie-zakonoproektov ещё не вступило в силу, и нам позволяют это делать, пренебрегать им не следует.

Сюрприз от сенатора

Итак, законопроект ФЗ № 606716-6 «О внесении изменений в статью 8 Закона Российской Федерации «О трансплантации органов и (или) тканей человека» и статью 47 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», внесённый господином Беляковым, предлагает в статью 8 к словам «Презумпция согласия на изъятие органов и (или) тканей» добавить слово «испрошенного» (согласия).

Потому сейчас у нас действует согласие «неиспрошенное».

На первый взгляд, вроде бы неплохо, да только как будет выглядеть операция «испрашивания согласия» на бескрайних российских просторах? Что-то вроде всероссийской переписи? Вежливые студенты с папочками, звонящие в каждую дверь? Добирающиеся на далёкую таёжную заимку?

Отнюдь – в законе об этом ни слова. И даже наоборот.

Зато твоё согласие будет внесено в паспорт, права или УЭК.

А кто-то, увидев эту отметку в чужом документе, наведёт справки о состоянии здоровья хозяина. Так сказать, на перспективу.

Об УЭК – разговор особый: кто из нас сможет проконтролировать то, что там написано? Каждому в глаз – по сканеру?

А вдруг произошёл «сбой программы», и вместо «отказа» в УЭК попало «согласен». И что потом: «Извините, ошибочка с вашим родственником вышла – приносим извинения, мы уволим регистратора»?

Но мало кто знает, что презумпция согласия на передачу собственных органов уже давно действует в России, и это означает, что каждый из её взрослых жителей согласен с тем, что в случае смерти его органы станут собственностью нового хозяина.

И как же этот хозяин узнает, на какие органы он сможет рассчитывать? А вот, чёрным по белому: «Сведения о согласии гражданина на изъятие органов или тканей из своего тела после смерти для трансплантации (пересадки) подлежат внесению в электронную базу данных доноров органов и тканей» (ст.1).

Вот оно – решение всех проблем, и тут как раз кстати – всероссийская углублённая диспансеризация детей и взрослых. Чтобы, значит, вовремя всех посчитать.

Так и видится – диски с базами данных органов и их временных владельцев где-нибудь «на Горбушке». А что, это очень удобно – так сказать, товар приближается к потребителю, в результате выигрывает предприниматель.

Если мы уже готовы его назвать таковым…

За нас уже всё решили?

Отдельно нужно остановиться на пресловутой «презумпции согласия».

В нашем законодательстве она укоренилась ещё в 1992 г. в законе РФ N 4180-I «О трансплантации органов и (или) тканей человека», но оставалась в тени до появления скандально прославившегося закона №323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ», где в статье 47 «Донорство органов и тканей человека и их трансплантация (пересадка)» как раз и рассказывается о том, как могут забирать органы у взрослых и детей. Правда, после смерти, но о ней в данном контексте – особый разговор, и он ещё впереди.

Поскольку, по мнению законодателя, мы все потенциально согласны на посмертную раздачу собственных органов, то она не состоится только в том случае, если «учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо, либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации реципиенту» (N 4180-I, ст.8).

Изъятие органов и (или) тканей у трупа производится с разрешения главного врача учреждения здравоохранения (N 4180-I, ст.10).

Своё «волеизъявление о согласии или о несогласии» (№323, ст.47. п.6) мы можем выразить «в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме, заверенной руководителем медицинской организации либо нотариально», и эта информация должна быть внесена в медицинскую документацию (№323, ст.47. п.9).

После нашей смерти за нас решат «супруг (супруга), а при его (ее) отсутствии – один из близких родственников (дети, родители, усыновленные, усыновители, родные братья и родные сестры, внуки, дедушка, бабушка)» (№323, ст.47. п.7).

Другими словами, или ты сам должен успеть отказаться от «звания» донора органов, внести этот отказ в свою медицинскую карту, которая, безусловно, тут же потеряется, или же носить с собой даже в баню полуистлевшую бумажку от нотариуса о том, что ты против разборки тебя на части, и затем слабо надеяться, что этим обезопасил свою жизнь.

Или твои родственники после твоего ухода в мир иной будут сами в меру своих сил справляться с искушениями в виде предложений, от которых невозможно отказаться. А если точнее, то рассматривать их до него.

А ведь есть ещё и похоронный бизнес, и в соответствии с N 8-ФЗ «О погребении и похоронном деле» от 1996 г. в случае отсутствия волеизъявления умершего о согласии или несогласии на изъятие органов и (или) тканей из его тела право на разрешение таких действий имеют супруг, близкие родственники, иные родственники либо законный представитель умершего, а при отсутствии таковых иные лица, взявшие на себя обязанность осуществить погребение умершего (ст.5).

Значит, на органы человека претендуют ещё и похоронные бюро и компании? Интересный ход.

Да, конечно, больница не имеет права изымать органы у умершего человека, если он при жизни от этого отказался (№323, ст.47. п.10).

Но только для того, чтобы при жизни успеть сказать что-то на эту тему, нужно хотя бы в принципе вообще что-то где-то когда-то слышать об этом.

И о детишках подумали

Если же несчастье случилось с ребёнком – «изъятие органов и тканей из тела умершего для трансплантации (пересадки) допускается на основании испрошенного согласия одного из родителей или иного законного представителя, данного в порядке, установленном уполномоченным федеральным органом исполнительной власти» (№323, ст.47. п.8).

А если родители в разводе, вместе не живут и отношений не поддерживают, но права на ребёнка сохранили оба? Разве так не бывает? И чем это может закончиться?

Кто такой этот «иной законный представитель», который имеет право передать кому-то почку умершего ребёнка? Представитель службы опеки? Директор детского дома? Дома ребёнка? Интерната? Детской больницы? Руководитель туристической группы, который получил от родителей доверенности на поездку детей с ним? Где можно гражданину ознакомиться с «установленным порядком»?

И точно так же «на основании испрошенного согласия одного из родителей или иного законного представителя» подлежит посмертной разборке на части недееспособный гражданин (№323, ст.47. п.8).

Тут уж и комментировать нечего…

Конституционный суд не нашёл нарушений

Если кому-то покажется неправильным существование презумпции согласия на посмертное донорство, то его ждёт огорчение. В 2003 г. судьи Саратовского областного суда тоже так подумали и даже направили запрос в Конституционный суд РФ.

В ответ они получили «Определение от 4 декабря 2003 г. N 459-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Саратовского областного суда о проверке конституционности статьи 8 Закона Российской Федерации «О трансплантации органов и (или) тканей человека». http://sudbiblioteka.ru/ks/docdelo_ks/konstitut_big_2550.htm

Суд, признавая отдельные недоработки в законодательстве, требующие «более детальной регламентации, развития и совершенствования», пояснил, что «наличие опубликованного для всеобщего сведения и вступившего в силу законодательного акта, содержащего формулу данной презумпции, тем самым предполагает, что заинтересованные лица осведомлены о действующих правовых предписаниях».

Другими словами, факт наличия закона «О трансплантации» уже означает, что о нём знают все – от московского министра до бабушки в далёкой в сибирской деревушке.

И ещё: «Российское законодательство не препятствует гражданам зафиксировать в той или иной форме (в том числе нотариальной) и довести до сведения учреждения здравоохранения свое несогласие на изъятие у них органов и (или) тканей после смерти в целях трансплантации, причем нарушение соответствующего волеизъявления влечет наступление юридической ответственности».

Опять же переведём: вам рассказали – вы не сделали, теперь пеняйте на себя.

И в конце – роковое: «Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данному запросу окончательно и обжалованию не подлежит».

Так что, у нас, действительно, не осталось шансов?..

Начало начал

А теперь о нашем относительно новом (с 1992 г.) взгляде на смерть человека – об установлении факта смерти человека: «Заключение о смерти дается на основе констатации необратимой гибели всего головного мозга (смерть мозга), установленной в соответствии с процедурой, утвержденной федеральным органом исполнительной власти…». (N 4180-I, ст.9).

«Процедура» регламентируется Приказом Минздрава России №460 «Инструкция о констатации смерти человека по констатации смерти мозга» от 20.12.01, где говорится, что первое и непременное условие установления диагноза смерти мозга заключается в доказательстве отсутствия воздействия лекарственных препаратов, угнетающих мозг и нервно-мышечную передачу, интоксикаций, метаболических нарушений (в том числе электролитных, кислотно-основных, а также эндокринных) и инфекционных поражений мозга (,,,); при наличии интоксикации, установленной в результате токсикологического исследования, диагноз смерти мозга до исчезновения ее признаков не рассматривается».

Другими словами, прежде чем ставить диагноз смерти мозга необходимо убедиться в отсутствии действия на него токсинов, лекарств, гормонов и пр.; в противном случае – пытаться спасти человека.

Но в статье 66 закона №323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» сказано, что моментом смерти человека является момент смерти его мозга (ст.1), регистрируемой при работающем сердце и искусственной вентиляции легких (ст. 2.); при этом реанимация прекращается (ст.6).

Иными словами, у больного бьётся сердце, у него поддерживается дыхание, но на аппарате ЭЭГ прекратился сигнал деятельности мозга – и всё, человек с бьющимся сердцем считается трупом, его больше не спасают.

Начинается процесс под названием «кондиционирование донора», когда «спасают» органы, доводя их до нужной кондиции готовности к пересадке.

И потом можно отсекать его бьющееся сердце, теплые печень, почки, кишечник, поджелудочную железу, роговицу – в полном соответствии с «презумпцией согласия».

Совсем, как в том печально-циничном анекдоте: «Сестра, а может меня всё-таки в реанимацию?» – «Доктор сказал: «В морг», – значит в морг!».

Между тем, в «Инструкции по определению критериев и порядка определения момента смерти человека» №73, утверждённой Приказом Минздрава России от 04.03.2003, говорится, что диагноз «смерть мозга» устанавливается в тех учреждениях, которые имеют для этого условия.

Потому что для постановки этого диагноза как минимум нужен аппарат ЭЭГ и специалист к нему, а исходя из Приказа №460 – целая бригада специалистов с обязательным наличием реаниматолога-анестезиолога и невролога с опытом работы в отделении интенсивной терапии и реанимации не менее 5 лет.

Актуальный вопрос для сельского медпункта…

Врачи безо всяких границ

Проблема доступа к частям человека и продажи их под громкими лозунгами, мол, «спасти ближнего – это долг каждого», «с помощью пересадки органов можно спасать жизнь сотням, тысячам и десяткам тысяч обреченных пациентов», имеет множество измерений.

С июня 2013 г. в трансплантологическом сообществе идёт обсуждение нового проекта закона «О донорстве органов, частей органов человека и их трансплантации (пересадке)».

Среди уже известных положений в законопроекте встречаются такие новации, как «трансплантационный координатор», который «вносит в «Федеральный регистр доноров органов, реципиентов и донорских органов человека» данные о наличии в медицинской организации потенциального донора» (ст.12.п. 2).

Федеральный регистр – это все та же «база данных» сенатора Белякова; он включает в себя 4 регистра: желающие получить орган; живые доноры; посмертные доноры; согласия посмертных доноров.

И самое интересное, что всё это у нас в стране уже есть.

В стране уже создана Ассоциация трансплантационных координаторов, которая формирует собственные регистры – информация давно стала товаром.

И тут, внимание, наступает удивительное взаимопроникновение медицинских сфер: с 2008 года данные российского регистра входят в международный регистр International Registry of Organ Donation and Transplantation (IRODaT).

Выходим на европейские рынки? Каждому европейцу – по русскому органу?

Но в России уже давно существуют службы органного донорства, которые как раз и выступают в роли и координатора, и исполнителя.

Как следует из приказа Департамента здравоохранения г. Москвы №184 « О совершенствовании организации работы городской службы органного донорства» (вместе с Положением о Московском координационном центре органного донорства») от 14.04.2004, в Москве утверждён «Реестр учреждений здравоохранения города Москвы, в которых разрешено проводить заготовку донорских органов после констатации смерти человека на основании диагноза смерти мозга»: НИИ СП им. Н.В.Склифосовского, Городская клиническая больница им. С.П.Боткина, ГКБ NN 1, 3, 7, 13, 15, 20, 33, 36, 64, 67, 68, 71, 81.

С целью «изъятия и координации распределения донорских органов в государственные учреждения, оказывающие трансплантологическую помощь населению» (1.4) создан Московский координационный центр органного донорства. Его задача – «выявление, регистрация и динамическое наблюдение потенциальных доноров в отделениях реанимации и интенсивной терапии» (2.2).

На его базе создана выездная бригада (1-2 врача хирурга, 2 операционные медсестры, врач судебно-медицинский эксперт, врач-невролог), которая выезжает незамедлительно по поступлению вызова из медучреждения, где в реанимации обнаружен потенциальный донор и при необходимости она находится до констатации его смерти.

Иногда и с ними бывают казусы:например, бригада трансплантологов приезжает, начинает действовать в соответствии с протоколом (стандартом действий по реанимации) для спасения органа и в результате нечаянно спасает пациента. И лишается донора.

Неувязочка…

В методичке «Особенности работы операционной медицинской сестры отделения органного донорства» есть ключевое: «работа в условиях различных стационаров г. Москвы и в удаленных больницах; полная мобильность и независимость в оснащении и оборудовании; умение быстро и с соблюдением правил асептики и стерильности развернуть операционную практически в любых условиях».

Кто там не верил в возможность «разборки» человека в подвале?

И всё это обильно сдобрено пресловутой «презумпцией согласия».

«Планета Трансплантология» и её обитатели

Логика трансплантологической политики такова: если у человека наступила остановка сердца, то, как правило, возможно изъятие только почек как наиболее устойчивых к ишемии (отсутствию питания); если у донора наступила смерть мозга – при поддержке сердцебиения и дыхания возможно мультиорганное (то есть – много органов) изъятие: сердце, печень, поджелудочная железа, кишечник и другие.

Поэтому появление критерия «смерть мозга» – это прорыв. Понятие «смерти мозга» было впервые сформулировано французскими невропатологами в 1959 г.; в 1967 г. в Лондоне впервые была выдвинута концепция смерти мозга, тогда же в Великобритании впервые осуществлено изъятие почек у донора с бьющимся сердцем. В США наука и право приняли понятие смерти мозга в 1968 г.; в России – в 1992 г., по настоянию академика В.И. Шумакова.

Чтобы понять правила игры на этом поле, дадим слово первым лицам отрасли.

Главный трансплантолог России С.Готье: «Сложилась такая практика, когда реаниматолог лечит больного со смертельным прогнозом, с тяжелой травмой головы до гробовой доски, до остановки сердца, и все. Он мог бы остановить процесс бесполезного лечения в тот период, когда у пациента возникает кома IV степени и надо перейти к постановке диагноза смерти мозга. И если этот диагноз подтверждается, то продолжать лечение следует только для того, чтобы сохранить органы; дальше этот организм, вентилируемый и с поддерживаемый сердечной деятельностью, рассматривается как возможный источник донорства».

http://nephroliga.ru/publications/1194

Д.м.н., проф., директор программы трансплантации органов РНЦХ им. акад. Б.В. Петровского РАМН, М.М. Каабак: «По нашим данным, более 50 % реаниматологов являются активными оппонентами трансплантации. Вероятнее всего, эти причины можно разделить на 2 группы. Первая это отсутствие оплаты: дополнительная работа реаниматологов, которые могут выполнять роль трансплант-координаторов, никак не оплачивается. Понятно, что работать бесплатно никто не хочет, тем более что работа по ведению донора это тяжелый и многочасовой труд. http://nephroliga.ru/publications/227

Д,Н. Суслов, заместитель главного трансплантолога Санкт-Петербурга, заведующий лабораторией экспериментальной хирургии Санкт-Петербургского государственного медицинского университета им. академика И.П. Павлова: «Парадокс системы в том, что у нас диагностики смерти мозга у больных с тяжелыми поражениями разной природы нет, делать этого они (врачи) не хотят. Потому что для этого надо такими больными заниматься дополнительно. А в ходе этого процесса много лишнего может всплыть. Человек может находиться в атонической коме по нескольким причинам. В том числе из-за ненадлежащего лечения. Я сам несколько раз был свидетелем того, когда такой осмотр позволял заподозрить, что больному не все нужное было сделано, и дополнительная диагностика помогала найти и устранить причины комы, пациенту становилось лучше, его, что называется, не доводили до донорства». http://q99.it/Tr6MoUo

Но пока идут обсуждения, С-Петербург вырвался вперёд: с 1 сентября 2013 г. в региональном здравоохранении ввели оплату процедуры диагностики смерти мозга, создают систему «донорских баз», вводят трансплантационного координатора, готовят правовую базу для создания системы органного донорства, которое обяжет «скоропомощные» стационары организовывать донорство. http://doctorpiter.ru/articles/8129/

Даёшь органы на поток! Держись, Питер…

Всё – по закону!

Российское законодательство в этой сфере ориентируется на такие международные документы, как: Декларация о трансплантации человеческих органов (принята 39-й Всемирной Медицинской Ассамблеей, Мадрид, Испания, октябрь 1987); Основополагающие принципы трансплантации органов человека, World Health Organization, Guiding Principles on Human Organ Transplantation (WHA44.25), (Geneva: World Health Organization, 1991); Дополнительный протокол к Конвенции по правам человека и биомедицине относительно трансплантации органов и тканей человека (Страсбург, 24 января 2002 г.).

Из «Основополагающих принципов трансплантации органов человека» перешло в наши законы понятие «презумпция согласия» и другие, а в закон о трансплантологии вошли 10 принципов Всемирной организации здравоохранения.

Что ждёт страну

Чтобы понять, что нас ждёт, обратимся к политике Минздрава.

Лоббистами пока ещё не всё сделано: никак не удаётся продавить инструкцию по констатации смерти мозга у детей.

При этом никому не нужен закон об оказании акушерской помощи, о помощи детям, о хирургической помощи. Но – только о том, как изымать органы у человека, с которым случилась беда. И вот, его бедное сердце ещё бьётся, но нож уже занесён, и под лозунгом помощи другому больному у него заживо вырезают для кого-то, кто пока ещё жив, заказанный орган.

Министр здравоохранения Вероника Скворцова ратует за широкое посмертное донорство – 21 апреля 2014 г. на III съезде Национальной медицинской палаты она заявила: «Если вы хотите, чтобы вам когда-нибудь была оказана подобного рода помощь, если вы будете в ней нуждаться, то, прежде всего, вы должны сами изъявить волю на посмертное донорство в случае, если вы можете быть потенциальным донором. А иначе у вас нет морального права пользоваться органами другого человека» .http://medportal.ru/mednovosti/news/2014/04/21/102donorstvo/

А ещё год назад она в октябре 2013 г. в докладе «О выполнении публичной декларации целей и задач» озвучила намерение Минздрава «снизить число новорожденных с пороками в 2 раза». http://open.gov.ru/events/5508965/ Снизить число новорожденных можно только одним способом – не дать им родиться.

Впрочем, всё это тоже уже есть в мире: в Бельгии каждый человек, запретивший использовать свои органы для трансплантации, находится в соответствующей базе данных, и пересадку при необходимости ему делать не будут. http://bg.ru/health/transplantatsija_organov-15385/

«А кто не купит лотерейный билет – отключим газ». Или можно перестать платить пенсию, ну, или ещё что-то придумать.

Мир на пороге самоуничтожения

В мире нарастает движение за легализацию торговли органами – мол, это мощный стимул для отрасли. Бизнес более чем прибыльный: продажа почки – 3 тыс. долларов, покупка – до 200 тыс. долларов. В торговле своими органами лидируют Молдавия и Индия.

В селах Молдавии часты случаи – один из членов семьи отправляется на «отдых» в Турцию, возвращается без почки, после чего семья покупает новый дом и машину. Усыновление детей в Молдавию объявили незаконным из опасения получения детей для этой цели.

Индийские крестьяне также нередко продают свою почку — чтобы рассчитаться с долгами или собрать приданое дочери.

Трупное донорство уже не удовлетворяет растущий рынок – всё громче звучат голоса о создании платных программ живого донорства.

На конгрессе «Этика в трансплантации органов», прошедшем в середине декабря 2013 г. в Мюнхене, впервые обсуждалась тема материального стимулирования. Один из участников конгресса, директор Института хирургии и трансплантологии АМНУ (Украина) профессор Валерий Саенко заявил: «При этом речь идет не о подпольных операционных где-то в подвале или других неприспособленных помещениях. Есть, скорее всего, отдельные клиники или части отделения, куда ограничен доступ, но операции проводятся на соответствующем уровне. Единственное отличие – плата не только за операцию, но и за донорский орган». http://is-med.com/publ/12-1-0-385

«Части отделения, куда ограничен доступ», но где платят «не только за операцию, но и за донорский орган» – это сильно! Это вам не «подвал для разборки человека».

Как мы понимаем, на Украине это всё уже не только существует, но и вызывает зависть к «сумевшим» и желание также припасть к источнику материального вдохновения. На законном основании.

Как там, в рекламе? «Вы всё ещё верите в идеалы? Тогда мы идём к вам».

Посмертное донорство – доблесть или непотребство?

Когда нам говорят о том, что отдать свой орган страждущему – это наш долг, наше служение и признак порядочности; что в США все желающие клеят себе на права маленькое сердечко, в знак того, что готовы стать донорами, хочется задать призывающим «записаться в доноры» несколько вопросов.

Понимают ли они, что к дележу новой сферы уже приготовились трансплантологи, похоронный бизнес, дельцы разного пошиба и различных взглядов на закон и порядок?

Отдают ли они себе отчёт в том, что информация о человеке, о его согласии и о состоянии его органов поступит в чьё-то владение, которое не подлежит никакому контролю?

Информированы ли они о реальном механизме изъятия органов при посмертном донорстве?

Готовы ли они, чтобы их родственника или, упаси Боже, ребёнка, попавшего в аварию, не спасали в реанимации, а «кондиционировали его органы» до приезда бригады трансплантологов и без наркоза разобрали бы ещё живое теплое тело на 6-8 кусков?

Знают ли они, что у этих «кусков» (печень, почки, сердце и пр.) уже есть определённая стоимость? И что рынок жаждет товара?

Искренне ли они верят, что трансплантология – самая некоррумпированная сфера нашего здравоохранения?

Стоит ли продолжать вопросы?

Картина, разворачивающаяся на наших глазах, не имеет ничего общего с жертвенностью и заботой о ближних – её можно назвать только безумием и бесовщиной.

Лечебная медицина, ввиду её затратности, подлежит редуцированию (сокращению) и замене на более рентабельную трансплантологию.

Но разве не мы придумали, что теперь миром правит «принцип экономической целесообразности», то есть «всё – на продажу»?

Человеческая жизнь стремительно обесценивается. Происходит глумление над смертью. Создаётся система торговли частями человека. Человеческим мясом. Человечиной.

Жертвами изъятия органов в первую очередь станут люди, за которых будет некому вступиться – одинокие, бедные, юридически неграмотные. В общем, всё, как в ситуации с ювенальной юстицией.

Хотя, как показывает опыт, и наличие родственников ничего не изменит: два часа без контроля близких в реанимации – и всё, получите вашего больного на несколько килограммов легче.

Расчеловечивание.

Мы пока ещё можем обманывать себя, что этого ничего нет. Крепко жмурить глаза. Говорить красивые слова.

Но это скоро пройдёт. И в жизнь вступит суровая реальность, в которой будет всё наоборот.

И вот когда мы решимся, наконец, оглядеться, то увидим, что прежних людей больше нет, а есть только лихие купцы, кружащие вокруг в поисках «мяса» и бросающиеся безо всякого стеснения на любого, с кем приключилась беда, и кто уже не сможет себя защитить.

А мы, которые когда-то могли что-то сделать, но молчаливо согласились с безумными планами, стали только временным вместилищем ценных органов, и теперь просто обязаны побыстрее отдать их кому-то, кто сильнее, наглее и напористее нас.

Имеющий уши да услышит.

Людмила Рябиченко,

председатель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество», член Президиума ЦС движения «Народный собор»

Источник