Валерий Шамбаров: Непобедимый
Феномен Суворова
В ноябре исполнится 285 лет со дня рождения Суворова. А в мае – 215 лет его… Нет, слова Суворов и «смерть» как-то не сочетаются. Ведь он всегда побеждал. Кстати, можно задаться вопросом, а когда личность Александра Васильевича стала проявляться столь особенной, уникальной? Наверняка в 1730-е гг. среди дворянских детишек было немало слабых здоровьем. Многие из них, невзирая на физические данные, мечтали о воинских подвигах. Конечно, были такие, кто зачитывался книжками по военной истории. Однако закалять и тренировать организм, перебарывать недуги – это и впрямь редкий случай…
Унтер-офицерские годы в Лейб-гвардии Семеновском полку, первые офицерские должности донесли до нас свидетельства об образцовой службе. Рвение, инициатива. Но в целом-то – ничего необычного. Разумеется, не все офицеры были настолько добросовестными. Однако хватало и других, кто полностью отдавал себя службе, старался повысить профессиональное мастерство…
Даже Семилетняя война с Пруссией поначалу не принесла для Суворова кардинальных перемен. Стараниями отца (первого русского губернатора Кенигсберга!) ему нашлось уютное место по снабжению, по «провиантской части». В 1760 г. он попал в действующую армию, но оставался при штабе. В Кунерсдорфском сражении был одним из многих штабных офицеров генерала Фермора. В таком же качестве поучаствовал в рейде Тотлебена на Берлин. Лишь в самом конце войны, в Померании, подполковник Суворов командовал небольшими кавалерийскими отрядами, побеждал в стычках с пруссаками. Опять ничего необычного.
Потом – образцовое командование Суздальским полком. И вот тут уже можно отметить проблеск особенного. Образцовый командир был в России далеко не один. Но только Суворов взялся обобщать опыт, писать «Суздальское уложение» – первые наброски «Науки побеждать». А Суздальский полк стал первым «суворовским», обученным по новым принципам и методикам.
Война с Польшей в 1768 г. принесла и блеск побед. Под Ореховом и Наводице он рассеял армию братьев Пулавских. Под Ландскроной разгромил французского генерала Дюмурье, специально присланного возглавить борьбу поляков против русских. Под Столовичами рассеял литовское ополчение Огинского. Однако масштаб этих баталий оставался весьма скромным. У Пулавских было 6 тыс. бойцов, у Дюмурье 4 тыс., у Огинского 5 тыс. А у Суворова в боях против них то тысяча-полторы, а то и 500 штыков и сабель.
На турецком фронте победы замелькали более впечатляющие. Туртукай, Гирсово, Козлуджи. Хотя в глазах начальства он еще был «одним из многих». Хорошим командиром дивизионного звена, не более того. Оценил и выделил его Потемкин. Он сам отличился на этой войне в целом ряде сражений. За отличия стремительно проскочил лестницу чинов от секунд-ротмистра до генерал-поручика. А потом преуспел и в столице, сумел завоевать сердце императрицы, оттеснив Григория Орлова. Именно он подсказал Екатерине – есть талантливый генерал. Посоветовал направить его на подавление бунта Пугачева, который никак не удавалось ликвидировать. К «пугачевщине» Суворов не успел, мятежников разметал Михельсон, и сообщники выдали предводителя. Но для карьеры Александра Васильевича данное назначение послужило «ступенькой».
А Потемкин стал наместником Юга России – и столкнулся с серьезной проблемой. Согласно Кючук-Кайнарджийскому миру, Крымское ханство признавалось независимым от Турции, России передавались «ключи от Крыма», Керчь и Еникале. Но под завесой «независимости» развернулась подспудная борьба между турками и русскими. Османская агентура устроила переворот. Хана Сахиб-Гирея, лояльного к нашей стране, свергли. Возвели на трон его брата – Девлет-Гирея.
Потемкин сделал ставку на третьего брата, Шагин-Гирея. А лучшим военачальником для проведения операции счел генерал-поручика Суворова. Он в это время командовал Московской дивизией, стоявшей в Коломне. В декабре 1776 г. дивизия двинулась на юг, а Суворов принял руководство Крымским корпусом. Шагин-Гирей с русскими войсками появился на Кубани, здешние ногайцы избрали его ханом. Дорога в Крым через Тамань и Керчь открылась, туда стали перевозить полки.
Девлет-Гирей собрал своих приверженцев под Бахчисараем. Но Суворов в данном случае преднамеренно отказался от формулы «глазомер, быстрота, натиск». Начал маневрировать медленно, размеренно. Татары узнали, что их берут в клещи. Нервы не выдержали, и они стали разбегаться. Без боя, без крови. Чего Суворов и добивался – не нагнетать озлобление. 10 марта 1777 г. Александр Васильевич доложил, что «враждебных войск» больше нет. Девлета выгнали, усадили на трон Шагин-Гирея. Но Суворов не ужился с непосредственным начальником, генералом Прозоровским. Ушел в отпуск и добился перевода на Кубань.
Между тем, Шагин-Гирей проявил далеко не лучшие качества. Затеял непродуманные реформы по европейским образцам, драл с подданных три шкуры, а недовольных бросал в тюрьмы и казнил. Турки воспользовались, подослали еще одного брата, Селим-Гирея. Грянул следующий переворот. Мятежники по всему Крыму резали христиан. Их удалось разбить, но угасить восстание не получалось. Тогда Прозоровского отстранили, вспомнили про Суворова. Передали ему под командование Крымский корпус – сохранив начальство над Кубанским. Приехав в Бахчисарай, он проявил себя мудрым дипломатом. Наведывался к хану пить кофе, сыграть в шахматы, а при этом ненавязчиво подправлял ханские решения.
Для усмирения татар он применил свой опыт, выработанный в Польше. Разделил Крым на сектора, наладил патрулирование, умело расположил подвижные резервы. От подчиненных требовал быть решительными, но «с покорившимися соблюдать полное человеколюбие». Основной же причиной враждебных настроений являлась подпитка и подстрекательство извне. В Ахтиарской бухте постоянно дежурила османская эскадра. 7 июня на берегу трое турок обстреляли двоих патрульных казаков, одного убили и ограбили, второй ускакал. Суворов осерчал, сразу же привел к бухте несколько полков, потребовав от командующего эскадры Хаджи-Мехмета выдать или наказать убийц.
Тот попытался отделаться цветистыми фразами о дружбе. Но Суворов велел ночью строить артиллерийские батареи в узкой части бухты, перекрывая выход в море. Хаджи-Мехмет всполошился, запросил о причинах. Александр Васильевич ответил еще более цветистыми фразами, но оборудование батарей продолжал. Эскадра предпочла убраться, пока не поздно. «За вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани» Екатерина II наградила генерала золотой табакеркой с бриллиантами. Но он оценил, насколько удобна бухта. Ее следовало закрепить за собой. От батарей, заложенных Суворовым, берет начало Севастополь.
Впрочем, вздорный Шагин-Гирей не делал никаких выводов из полученных уроков. Продолжал прежнюю неумную политику, его снова изгоняли из дворца. Екатерине II надоела эта волынка с постоянными свержениями хана и возвращениями на трон. С ним провели переговоры, и Шагин, очутившийся в безвыходном положении, согласился окончательно отдать Крым России. Это произошло уже без Суворова. Он получил новые назначения. Строил укрепленную линию от Азовского до Каспийского моря. Привел к присяге государыне кубанских ногайцев.
Однако Шагин, уступив Крым, спохватился. Засел в Тамани, “сеял многие плевелы в ордах” и ногайцев, уже принявших российское подданство, взбунтовал. В июле 1783 г. они перебили русские посты, мелкие гарнизоны. Три дня многотысячное войско бросалось в атаки на Ейское укрепление, где находился сам Суворов с семьей. Для подавления мятежа Александр Васильевич лично возглавил поход за Кубань, разгромил ногайцев в сражениях возле урочищ Керменчик и Сарачигер. А с Шагин-Гиреем Суворов вступил в переговоры. В 1784 г. последний крымский хан согласился сдать Тамань и выехал на жительство в Россию.
Но на юге Александр Васильевич зарекомендовал себя не только военачальником и дипломатом. Он был великолепным администратором, энергичным созидателем. Его укрепления и воинские лагеря в Крыму, Кубани, Новороссии, становились потом городами. Казармы и форты обрастали домами мастеровых, обывателей, чиновников. И всюду вставали православные храмы. Эта сторона жизни для Суворова всегда была чрезвычайно важной. Точнее, для характера и мировоззрения Александра Васильевича она являлась определяющей. Мало того, без учета православных особенностей суворовской натуры невозможно понять его военный гений, истоки и секреты побед…
И если в начале статьи мы задались вопросом об «уникальности» фигуры Суворова, то можно смело указать – корни уникальности были именно духовными! В бурном и легкомысленном XVIII в. он сумел сохранить и взращивать в себе глубокую и искреннюю веру. Воспоминания современников наперебой сообщают нам, что он регулярно бывал в церкви, и не просто отстаивал службу, а сам исполнял обязанности дьячка, читал Апостол, пел на клиросе. Причем относился к взятым на себя церковным обязанностям крайне серьезно. Например, каждое утро после чая он занимался духовным пением по нотам. Постился он всегда строго. Среди его современников, просвещенных вельмож екатерининской эпохи, подобные самоограничения даже вызывали насмешки. Но Суворов не смущался и от церковных правил не отступал.
Это была не рисовка, не чудачество. Просто вера полководца оставалась честной и чистой, как у детей. Без мудрствований, шатаний. Она была такой же, как у русского простонародья, еще не испорченного идеологическими соблазнами. И как раз прочная вера роднила Александра Васильевича с солдатами, с его «чудо-богатырями»! Ведь полководец отнюдь не подстраивался к ним. Не подделывался под необразованного мужика. Но солдаты чувствовали в нем «своего». Духовный стержень у них был общим.
А наличие столь мощного стержня обеспечивало подготовку войск, становилось фундаментом обучения. Суворов наставлял доверяться Господу. «Молись Богу, от него победа!» «Бог нас водит, Он наш генерал!» Саму веру он считал определяющим боевым показателем. Говорил: «Безверное войско учить – что перегорелое железо точить». В тетради «капральских бесед» привел краткую, но емкую молитву Пресвятой Богородице, свт. Николаю Чудотворцу, и строго предписывал: «Без сей молитвы оружия не обнажай, ружья не заряжай, ничего не начинай!» «Один десятерых своею силою не одолеешь, помощь Божия нужна! Она в присяге: будешь богатырь в бою, хоть овцой в дому; а овцой в дому так и останешься, чтобы не возгордился…»
Обратим внимание на эту фразу: в его формуле «глазомер, быстрота, натиск» незримо присутствовал еще и четвертый член. Смирение! Полководец никогда не приписывал достижения себе. Принимал их от Бога. Себя же видел лишь служителем Всевышнего. Писал дочери «Я ничтожный прах и в прах обращусь». «Господь дарует мне жизнь для блага государства. Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ». Но в этом состоял один из главных секретов суворовских успехов! Действовала не просто хорошо обученная армия, а православное воинство. Идеологически единое. «Глазомером» выбирало слабое место врага, «быстротой» оказывалось в нужной точке, дерзало «натиском» – а в бою отдавалось на Божью волю! Без сомнений, без колебаний! И творило невероятное.
В 1787 г. турки начали высаживать под Кинбурном десант в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, когда Суворов стоял на Божественной Литургии. Он дождался конца службы. Не из каких-то тактических соображений, а по православному веря – Литургию нельзя прерывать! Надо угождать не людям, а Богу – и Он поможет. Он в самом деле помог, врага в трудном сражении скинули в море.
А дальше последовали победы, которые и вывели Суворова в разряд военачальников «первой» величины. С маленьким корпусом он громит неприятельские полчища под Фокшанами, на Рымнике. Организует беспримерный штурм Измаила. Еще более тяжелый штурм Праги (предместье Варшавы). Итальянский поход – в битвах на Адде, Требии, Нови, Александр Васильевич вдребезги колотит французскую армию, которую считали лучшей в Европе! Да так колотит, что на 75 погибших французских солдат приходился лишь 1 русский! Разве не чудо? Наконец – легендарный поход через Альпы. Чертов мост, Сен-Готард, Паникс…
Чаще всего биографии полководца завершают этим подвигом. Как бы высшая точка жизненного пути! А дальше болезнь, кончина… Но все-таки берусь утверждать, для самого Суворова, для оценки его роли в нашей жизни, представляются очень важными самые последние месяцы. Если разобраться, то перед нами откроется… еще одна битва. Персональная. Духовная. Но не менее трудная и напряженная, чем взятие Измаила! Об этой битве напоминает нам Евангелие. «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф.,11,12).
Есть и конкретные факты. Но только до сих пор на них не смотрели под соответствующим углом… В начале 1799 г., очутившись в опале, Суворов писал прошение уйти в монастырь и принять постриг. Обстоятельства вдруг повернулись иначе. Новый взлет, Италия! А в октябре, когда он невероятными маневрами спасает армию, запертую и обреченную в Альпах, на него обрушивается лавина почестей. Пройдя огонь и воду – «медные трубы»! Да еще какие! В Европе он становится настоящей звездой. На него сыплются ордена разных стран. Он едет по Германии, и в каждом городке встречают оркестрами, хоры поют кантаты в его честь. Он останавливается в Праге – каждый день торжества в его честь. Приходит в оперу – исполняют пролог, посвященный ему, зал аплодирует стоя.
Павел I пожаловал чином генералиссимуса, но показалось мало. Велел поставить памятник при жизни. (А в Петербурге в это время был лишь один памятник, «медный всадник» Петра!) Кроме того, увлекающийся Павел придумал отдавать Суворову императорские почести – и даже в присутствии императора. Войска должны преклонять знамена, господа и дамы выходить из карет. Для проживания ему выделили покои в Зимнем дворце! Расписали триумфальную встречу. Царские кареты должны были ждать его аж в Нарве. В столице вдоль улиц выстроятся шпалеры гвардейских и армейских полков, нарядная публика. Суворов поедет через сплошные салюты, крики «ура», колокольный звон… И все это рассеивается! Рушится в новую опалу!
Обычно мы рассматриваем данные повороты с политической точки зрения. Но давайте взглянем с православной. Какие чудовищные искушения! Ну какой человек удержался бы, чтобы не возгордиться? А потом не озлобиться, не осудить? Впрочем, как раз с православной точки зрения все получается закономерно. Суворов сражался с турками – врагами христианства, с поляками – врагами православия, с французами- безбожниками и сатанистами. На «финишной прямой» сам враг рода человеческого высылает на него свои легионы!
Но если проанализировать факты, имеющиеся в нашем распоряжении, то они показывают – эти атаки Суворов тоже выдержал! Посудите сами. По дороге домой он тяжело заболел, слег в своем белорусском имении, в Кобрине. 6 марта к нему примчался сын Аркадий, по поручению царя привез лейб-медика Вейкарта. Именно в этот день, от сына, Александр Васильевич узнал, какие небывалые почести готовятся ему в столице. Но сам-то Суворов в данное время был настроен совершенно иначе! Шел Великий пост, и в эти же дни он сочинял Покаянный канон: «Что Тебе воздам, Всесильный Господи, за толикое ко мне милосердие и чем соделаюсь достойным распятия Твоего, Христе? Прах Твоего создания к Тебе вопиет…»
Сохранилось и такое свидетельство. Вейкарт очень возражал, чтобы больной строго соблюдал ограничения поста, не пропускал ни одной церковной службы, клал многочисленные земные поклоны, положенные в Великий пост. Однако подобные рекомендации врача Суворов отбрасывал. Говорил: «Я солдат. Мне нужна молитва в деревне…» Не только постился и постоянно ходил в храм, но даже Вейкарта заставил, хотя тот был протестантом.
Военачальник оказался прав. Ему полегчало, он смог продолжить путь. И тут-то навстречу поскакали курьеры с пакетами от Павла – все более раздраженными и сердитыми. Дело в том, что недоброжелатели взялись нашептывать неуравновешенному царю, в чем «провинился» Суворов. Началось с ябеды, что он нарушил мелочное предписание государя, запрещавшее держать при штабе корпуса дежурного генерала. Дальше больше. Науськивали, что полки, возвращавшиеся из Италии, «испортились». Забыли прусский «гусиный шаг». Где-то обрезали косы, пожгли в Альпах за неимением дров дурацкие унтер-офицерские алебарды.
В Нарве царские экипажи Суворова уже не встречали. Правда, в Стрельну выехало много знакомых, дамы кидали в карету весенние цветы, подносили детей под благословение. Но тут же последовал окрик – никаких встреч! В столицу приказали въехать поздно вечером, не привлекая внимания. 20 апреля карета проследовала по пустым улицам, будто украдкой. Подъехала к дому мужа племянницы Суворова, Д.И. Хвостова. Верный камердинер Прошка на руках отнес больного в кровать.
А удары не прекращались, сыпались жестоко! Привезли записку: «Генералиссимусу князю Суворову не приказано являться к государю». Сына лишили звания генерал-адъютанта. 1 мая у самого Александра Васильевича отобрали всех адъютантов… И все-таки он не озлобился!
Мы знаем об этом из воспоминаний людей, навещавших его. Багратиону он предрек – французы придут, готовьтесь биться за веру, царя и Отечество. Пришел Державин. Суворов уже знал, что умирает, и пошутил: «Ну какую ты мне сочинишь эпитафию?» Тот ответил, что никакая эпитафия не понадобится, достаточно слов «Тут лежит Суворов». Александр Васильевич одобрил: «Помилуй Бог, хорошо!» Действительно, ничего лишнего. Суворов пришел в мир – Суворов уходил. Ничего с собой не взял. Но насколько же он преумножил таланты, полученные от Бога!
6 (18) мая он пожелал исповедоваться и причаститься Св. Христовых Таин. После причастия сказал: «Семьдесят лет я гонялся за славою – все мечты, покой души – у Престола Всевышнего». Это были последние слова Суворова, обращенные к окружающим. Потом он начал горячо молиться. Дыхание стало сбиваться, а лицо – светлеть. Парад лейб-гвардии и столичного гарнизона он все-таки принял. Из гроба! Салюты в его честь все-таки гремели. Современники вспоминали, что лицо его было благоговейным и спокойным. Гроб несли в Александро-Невскую лавру. А ведь св. Александр Невский являлся небесным покровителем Суворова. Непобежденный военачальник уходил прямо к нему…
