Он сам был живой историей России

ИсторияСобытия

О первом русском историке – Василии Никитиче Татищеве

При взгляде на портрет этого человека первое, что приходит на ум – державность. Резкие, словно вырубленные из тёмного дерева черты лица, обрамлённого крупными волнами обязательного монументального парика. Суровость и непреклонность во взоре. Вот такими и были они – строители государства Российского, «птенцы гнезда Петрова».

Они были воспитаны железной волею Петра, его неукротимой энергией. Из таких людей Пётр составил свою «гвардию» – и в прямом и в переносном смысле. Эти люди готовы были выполнять любые, самые опасные и сложные поручения царя, идти и в огонь, и в воду, и царь Пётр рассылал своих «птенцов» во все края – и на Запад, и на Восток. На Запад – учиться у европейских мудрецов их наукам, работать там не покладая рук хоть простыми плотниками на верфях Амстердама и Лондона, осваивая науку кораблестроения. Или копаться в библиотеках и музейных хранилищах, собирать произведения искусства и образцы техники, а потом всё это везти в Россию. На Восток посылал своих «птенцов» – строить заводы на Урале, прокладывать дороги в непроходимых местах, собирать дань с непокорного населения, основывать города и крепости. В общем – строить государство Российское. При таких задачах и таких трудах невозможно было оставаться белоручкой, будь ты хоть самого аристократического происхождения. И молодые дворяне, выходцы из старинных родов, подчиняясь общему настрою петровской эпохи, становились неутомимыми тружениками и закалёнными воинами, рачительными исполнителями державных устремлений Петра.

Таким и был Василий Никитич Татищев. Родился он 16 апреля (29-го – по новому стилю) 1686 года, ровно 330 лет назад, в семье потомственных псковских дворян, гордящихся своей старинной родословной. Из его рода вышла царица Прасковья – жена царя Ивана V, брата Петра Великого. Могучий вихрь петровской эпохи рано сорвал его с родного псковского уезда и помчал в Москву – в артиллерийскую и инженерную школу, что по желанию царя Петра была открыта в знаменитой Сухаревой башне. Управлял этой школой премудрый Яков Брюс, шотландец по происхождению, с ним царь Пётр сошёлся, когда ещё ездил в Кукуйскую немецкую слободу на Яузе к своему близкому другу Францу Лефорту. Яков Брюс был из окружения Лефорта, он стал одним из тех европейцев, впрочем, достаточно уже обрусевших, которые оказывали очень сильное влияние на молодого Петра, составляли его тесный круг общения. Под их влиянием царь Пётр и задумывал свои реформы.

Реформы, прежде всего, касались армии, и Василий Татищев начал свою службу драгуном, с солдатских чинов. Он участвовал во взятии Нарвы в 1704 году, в Полтавском сражении 1709 года, шёл с войсками в Пруссию, был ранен, выслужил офицерский чин – словом, прошёл крепкую военную школу.

Таких людей царь Пётр испытывал в самых тяжёлых трудах, но помнил, что они – его элита, из них он отбирал самых разумных и башковитых, заставлял их учиться и в нужный момент ставил на высокие должности. В 1713 –14 годах Татищев, по воле Петра, «усовершенствовался в науках» в Берлине и Дрездене, а затем уже исполнял личные задания царя. И здесь судьба Василия Никитича впервые столкнула его с историей. Петра заинтересовал старинный образ, икона, якобы написанная самим святым равноапостольным Мефодием, одним из «солунских братьев», создателей славянского алфавита. Образ этот пребывал в Данциге (Гданьске) и его должны были передать русским в качестве контрибуции после сдачи Данцига в ходе Северной войны. Магистрат города не хотел отдавать образ, и Татищеву пришлось провести долгое исследование сего уникума, порыться в архивах, собрать материалы о времени написания иконы. В результате он установил, что образ не имеет такого древнего происхождения, не принадлежит руке святого Мефодия. Видимо, тогда в нём и зародился тот интерес к историческим поискам, что приведёт его после к собиранию материалов по русской истории и попытке эти материалы обобщить в едином историческом труде – «Истории Российской».

Но до этого, впрочем, было ещё далеко. О Татищеве вспоминает его учитель Яков Брюс и задействует его в работе Берг-коллегии – учреждении, которое занималось устройством новых заводов, рудников, приисков. Сам Брюс был большой знаток металлов, камней, руд и их свойств, занимался экспериментальной химией, слыл в народе «чародеем». Он и основал Берг-коллегию, был её руководителем, а первым помощником стал у него Татищев. И здесь судьба снова удивительным образом поворачивает Татищева к занятиям историческими исследованиями. Развитие промышленности в неисследованных местах Урала и Сибири, что задумал Пётр, а исполнял Яков Брюс как глава Берг-коллегии, требовало хотя бы знать географию этих мест, а ведь и этого тогда не было. Ещё в веке XVII русские землепроходцы освоили Сибирь, а посланные из Москвы чиновники нанесли на карту новые земли, и так составился “Большой чертёж” – довольно условная карта новых земель. Сам чертёж до нас не дошёл, но сохранилась в московских архивах т.н. “Книга большого чертежа” – описание и комментарии сей карты. И больше ничего не было. Соответственно у Якова Брюса возникла мысль создать новую карту России, гораздо более подробную. Пётр эту мысль одобрил и определил к исполнению сего прожекта Василия Никитича Татищева. Так Татищев, как он сам писал, был определён “к землемерию всего государства”. Естественно, труды по собиранию географических сведений неизбежно сопряглись с историческими изысканиями.

Работа Татищева в архивах в поисках географических описаний России прежних времён привела его к огромному и давно заброшенному, веками пылившемуся в архивах собранию русских летописей, причём часто никому не известных, содержащих уникальные исторические сведения о древнейших временах России и всего славянства.

Татищев вдруг почувствовал себя в роли первооткрывателя новых земель, перед ним открылся неизвестный материк, Атлантида, погрузившаяся на дно истории, а ведь это была Россия!.. Тут и начинается великий патриотический подвиг этого удивительного человека: он, вовсе не историк по образованию, а всего лишь исполнительный чиновник, начинает задумывать и осуществлять грандиозный проект – написание первой “Истории Российской”, причём с самых древнейших времён.

Надо понимать, какие трудности стояли перед ним в этом деле. В официальной исторической науке Запада (а другой тогда не было), на историю России сложился вполне определённый взгляд: Россия – страна варварская, населяли её издревле только дикари, не имевшие ни письменности, ни культуры. Впервые “цивилизацию” в Россию принесли скандинавские викинги, норманны, которые создали здесь государство, цивилизовали дикарей, в общем, устроили “порядок”, “орднунг”, так сказать, на западный манер. За что русский народ должен быть вечно благодарен западным “цивилизаторам”. Это и была пресловутая “норманская теория”, которая и сейчас имеет многочисленных поклонников, а в западной исторической науке она и ныне полностью превалирует. В какой-то мере эта “теория” была даже в русле устремлений и чаяний петровского времени. Пётр ведь прорубал “окно в Европу”? Прорубал. Ездил туда учиться? Ездил. “Европеизировал”, так сказать, Россию? Да. Ну вот, значит, всё повторяется, так было и в древности, и оставьте вы эти глупости – никакой самобытной истории у России нет и быть не может. Вся история России только с Петра самодержца и началась, да ещё, может быть, с тех пресловутых норманнов. Эту “историю” свято исповедывали те немецкие учёные, которых пригласил император Пётр устраивать в новопоставленном граде Санкт-Петербурге Академию наук. Труды Татищева были первой попыткой восстать против этой “исторической” чумы. Впоследствии в эту борьбу включился и великий наш учёный Михаил Ломоносов, но это будет позднее, а первым всё-таки был Василий Никитич Татищев.

Однако дела службы оторвали его от исторических изысканий. В 1720 году он как чиновник Берг-коллегии, то есть тогдашнего “министерства горной промышленности”, был послан устраивать заводы, “из руд медь и серебро плавить” на Урал и Западную Сибирь, в этот действительно ещё необжитый край. Дело осложнялось тем, что Урал к тому времени фактически был вотчиной Демидовых, богатых тульских купцов, которым Пётр, экономя государственные средства, отдал право устраивать их частные заводы на Урале. Демидовы, действительно предприимчивые люди, развернулись широко. Они, пользуясь данным им Петром правом переселять крепостных крестьян из центра России на восточные земли, и таким образом пользоваться фактически дармовым трудом подневольных людей, построили до двух десятков заводов и наладили доменное производство чугуна. Причём на Нижнетагильском заводе Демидовых была сооружена самая большая в то время в мире домна. Наладили они и медеплавильное производство. Однако злоупотребления при этом Демидовы допускали колоссальные, их реальных доходов фактически никто не знал. Урал стал их вотчиной, а около сорока тысяч крепостных, приписанных к их заводам, стали их бесправными рабами.

Император Пётр, хоть и поощрял предприимчивость частных хозяев, но государственные интересы блюл, и “оком государевым” на Урале стал Василий Никитич Татищев.

Он не был частным предпринимателем, а был честным слугой государя, отстаивал интересы государства и считал, что казна не должна всю промышленность, а в особенности прииски полезных ископаемых передавать только в частные руки. В конце концов, казна может получать гораздо больше прибыли, сама управляя добычей и переработкой полезных ископаемых, а не отдавая это на произвол частнику. Стремлением Татищева, когда он ознакомился с ситуацией на месте, стало создание казённых заводов на новых землях, строительство городов, укрепление государственного аппарата.

Диву даёшься, сколько успел сделать этот человек! Прежде всего, он основал на Уктусском казённом заводе, перенесённом им на реку Исеть, т.н. “Горную канцелярию”, которой подчинил всё административное управление Урала. Здесь, на Уктусском заводе, он положил начало новому городу – Екатеринбургу, названному так в честь императрицы Екатерины I – жены императора Петра. Этот центр его деятельности стал именоваться Сибирским высшим горным начальством, вопреки Невьянской вотчине Демидовых.

Татищев прокладывал дороги, учреждал почты, строил школы, открывал новые казённые заводы, в общем, строил государство, утесняя тем самым самовластие «олигархов» Демидовых. Да, такого слова тогда не употреблялось, но власть подобных кланов была весьма велика уже тогда, как в экономике, так и в политике. Пока был силён император Пётр, тогдашние олигархи ещё смиряли свой нрав. И хотя на Татищева сыпались беспрестанно многочисленные наветы, он всегда мог оправдать себя перед лицом своего государя, которому свято верил и бескорыстно служил. По наветам Демидовых, Татищева отзывали с Урала, устраивали ему комиссии и проверки, трясли и перетряхивали его подноготную – не брал ли мзду, не обогащался ли на своей должности – всякий раз Василий Никитич полностью был оправдан. Это был прямой и честный человек, настоящий рыцарь государственности Российской. И Великий Пётр доверил ему представлять интересы России в Швеции, закупать там оборудование для русской промышленности, учиться их монетной системе. Там, в Швеции, Татищев и узнал о смерти своего благодетеля и державного хозяина – императора Петра… Может, тогда, в 1725 году, он вдруг вспомнил, что не выполнил, за всеми делами, одного его очень важного поручения – не написал “Историю Российскую”… Однако история России сама властно вмешалась в его судьбу.

К 1727 году он занял очень важную должность – в его ведение был отдан Монетный двор, учреждение, чеканившее деньги.

Фактически это был и тогдашний Центробанк – вся денежная система России была в его ведении! Разумеется, на такую должность мог быть назначен только честнейший человек с безупречной репутацией.

Монетный двор находился в Москве, и те несколько лет, что прожил Василий Никитич в Первопрестольной, стали основными годами его работы над “Историей Российской с самых древнейших времён”. Именно в Москве Татищев собрал в архивах и хранилищах древних актов те бесценные летописи и манускрипты, из которых явилась забытая история России. Эти бесценные материалы и стали основой великого труда Василия Никитича Татищева. Сейчас, читая «Историю» Татищева, поражаешься широте его исторического горизонта. Из глубины веков всплывают великие и забытые имена, деяния вождей государств и учителей веры. История Татищева – это, конечно, прежде всего, история русского народа и предков русских – славян. Татищев доказывает, что славяне происходят из Малой Азии, из Пафлагонии (области, граничащей с Троадой, где находилась древняя Троя), что звались они “венетами”, которые после падения Трои переселились в Европу, жили на территории Северной Италии, где область Венецейская. Потом распространились на север, на Дунай, а с Дуная уже стали переселяться на территорию Польши и на восток – в скифские земли. Татищев пришел к выводу, что скифы (сколоты) и древнейшие славяне (сколото-венеты – склавины – славяне) были родственными народами, и два брата – Скиф и Словен – поделили между собой земли. Скиф остался кочевать в Причерноморье, а Словен ушёл на север и увёл туда свой род, от которого впоследствии пошли словене ильменские. Словене основали там свой Великий Город (может быть, Ладога?), а уж затем, спустя века, был основан Новый Город – Новгород, недаром именующийся “Великим”.

Документы и летописи, которыми оперировал Татищев, к несчастью, до нас не дошли. Они погибли при пожаре в подмосковном имении Татищева в Болдино или при грандиозном Московском пожаре 1812 года, устроенном “цивилизатором” из Европы Наполеоном…

Тогда погибли бесценные документы, многие летописи, которые читал и знал Татищев; погиб единственный подлинник “Слова о полку Игореве”… Невозвратимые потери!

И сейчас сведения, изложенные Татищевым в его “Истории” служат предметом бесконечных споров у нынешних учёных. Но достижения современной археологии, в частности, раскопки в Новгороде, подтверждают многое из того, о чём писал Татищев. Однако судьба историка Татищева сложилась так, что события реальной, современной ему истории властно вмешались в его жизнь.

В определённый момент история России пошла по тому пути, который указал ей Татищев. Это случилось в феврале-марте 1730 года. В то время Москва представляла собой растревоженный улей, наполненный массой народа, дворян, военных, гвардейцев, а также чиновников всех рангов. Неожиданно скончался наследник престола Петра Великого малолетний царь Пётр II. С его смертью разрушился замысел тогдашних олигархов от политики князей Долгоруковых и Голицыных, составлявших Верховный Тайный Совет – фактическое правительство России. Это был странный орган власти. Он сложился, как особое закрытое совещание наиболее властных вельмож при императрице Екатерине I. После смерти императрицы и вступления на престол малолетнего царевича Петра Алексеевича, сына несчастного Алексея, казнёного своим отцом самодержцем Петром, в этом Совете власть присвоили себе братья князья Долгоруковы, вознамерившиеся женить Петра Алексеевича на своей сестре. С этой целью в Москве была назначена пышная свадебная церемония. Потому и съехалось московское дворянство в Первопрестольную. Но малолетний император скончался накануне своей свадьбы. Казалось бы, трон должен был перейти к одному из оставшихся представителей дома Романовых. Но “верховники” (так называли членов Тайного Совета) решили править сами. Это было повторение в новой редакции известной “семибоярщины” начала XVII века, когда после свержения царя Василия Шуйского государством Российским попытались править семь знатнейших бояр, но только окончательно развалили страну. Власть олигархии никогда не приносила России пользы. Это остро понял Татищев, возможно, именно потому, что он уже давно занимался историческими изысканиями… И вот, когда “верховники” навязали вновь избранной императрице Анне Иоанновне (дочери брата Петра Великого Иоанна) ограничивающие её власть “Кондиции”, московское дворянство заволновалось, и во главе этого волнения стал Татищев. На торжественном приёме после коронации Анны Иоанновны группа служилых дворян во главе с Татищевым напрямую обратилась к императрице и фактически потребовала от неё взять всю власть в свои руки, отнять эту власть у олигархов-“верховников”. Видя поддержку дворян, в особенности, солдат и офицеров гвардейских полков, которые шумели за окнами кремлёвского дворца, Анна Иоанновна разрывает переданные ей Кондиции. Вскоре и судьба князей-олигархов Голицыных и Долгоруковых сложилась печальным для них образом. Их ждала ссылка и плаха.

На какой-то краткий исторический миг Василий Никитич Татищев стал влиятельнейшим человеком в России. Он стоял у трона императрицы Анны, в конце концов, он был её дальним родичем: её мать, государыня царица Прасковья, была ведь родственницей Татищевых.

Свергнув узурпаторов-верховников, которые вознамерились править Россией тайно, из-за кулисы, узким кругом привилегированных лиц (чем не масонская ложа?), Василий Никитич Татищев предложил государыне свой проект устройства высшей власти в России. Он предложил созвать Правительствующий Сенат в составе ста депутатов, что-то вроде небольшого парламента, который и осуществлял бы представительские функции при верховной власти монарха. Но тут-то Василия Никитича мягко, но решительно оттёрли в сторону. Знай, дескать, сверчок свой шесток! К Анне Иоанновне уже ехал из Курляндии её “милый друг” Бирон, который и заберёт все бразды правления в свои руки. Так власть группы олигархов в России сменилась властью одного могущественного олигарха-фаворита, да к тому же ещё и нерусского. Татищев вновь будет отправлен на Урал продолжать своё многотрудное горнозаводское дело. А первые книги его “Истории Российской”, которые он в 1732 году привезёт в Санкт-Петербург, в Академию наук, будут надолго положены под сукно немецкими академиками-норманистами.

Много трудностей ещё ждало радетеля за государственные интересы Василия Татищева. Клевета и интриги “хозяев Урала” Демидовых приведут его даже в камеру Петропавловской крепости, едва ли не на дыбу. Бирон, “светлейший герцог”, которому Демидовы ссужали огроммные суммы, станет его заклятым врагом. Василий Никитич Татищев был русский человек до мозга костей, а таким людям плохо приходилось во время немецкого засилья при “бироновщине”. Но честность свою как государственного служащего, как неподкупного чиновника, он всегда сможет доказать и оправдаться.

Времена меняются. Вот и Бирону пришёл конец, на престол вступила “дщерь Петрова” царица Елизавета Петровна, появились в Академии наук в Санкт-Петербурге и русские учёные, всё ярче на научном небосклоне разгоралась звезда Михаила Ломоносова, а старик Татищев уходил от дел. Вышедший в окончательную отставку в 1745 году, он удалился в подмосковное своё имение Болдино (это на северо-запад от Москвы, в окрестностях Клина), где продолжал упорно дописывать свою “Историю Российскую с самых древнейших времён”, как именовалось это сочинение. Он довёл её до событий 1577 года, и умер 26 июля (по новому стилю) 1750 года. По преданию, перед смертью он приказал ископать себе могилу. Когда могила была выкопана, неожиданно в его имение прибыл курьер от императрицы Елизаветы Петровны, привёзший Татищеву орден святого благоверного князя Александра Невского. Василий Никитич посмотрел на этот орден и… вернул его курьеру, не приняв высокой награды.

Лучшей наградой было бы для него издание его “Истории”, но он этого не дождался. Его детище, труд его жизни начал издаваться отдельными книгами только в 60-х, 70-х годах XVIII века. Полностью этот труд издан был лишь в XIX веке. О нем до сих пор спорят историки. Он до сих пор привлекает к себе внимание собранием необычных сведений о глубоком прошлом России и всего славянства. Эти сведения до сих пор не могут полностью освоить и принять современные учёные.

Но если мы встанем на позицию Татищева, то история России начнётся для нас не с мифического “призвания варягов” в IX веке, которые просто были наёмными солдатами у русских князей, а веков на десять ранее, если не ещё раньше, уходя своими корнями в античную историю древнего мира.

Василий Никитич Татищев не был беспристрастным хронистом, он понимал, что “…история не иное есть, как воспоминовение бывших деяний и приключений, добрых и злых, потому всё то, что мы пред давним или недавним временем чрез слышание, видение или ощущение прознали и вспоминаем, есть самая настоящая история, которая нас или от своих собственных, или от других людей и дел учит о добре прилежать, а зла остерегаться.

Будем помнить завет нашего первого историка, который и сам был живой историей России, он сам творил её.

Источник