Проблема Катыни вовсе не закрыта
Признание вины СССР за расстрел польских офицеров было исключительно политическим шагом
Не так давно наш портал перепечатал статью польского автора, пишущего под ником Krakauer, увидевшую свет в польском же издании Obserwator polityczny. Рассуждая о сегодняшних двусторонних политических, экономических и культурных взаимоотношениях России и Польши, автор, в частности, не без досады заметил: «Глядя на Польшу из московского Кремля, трудно понять, что же, собственно, нужно этим полякам. С одной стороны, уже выяснены все исторические вопросы, в первую очередь – катынский. К изумлению поляков, по российскому телевидению даже был показан одноименный фильм режиссера Анджея Вайды».
Показ культовой ленты Вайды – это, конечно, аргумент. Но все же не слишком ли смело и самонадеянно автор становится на сторону Кремля? Действительно ли в катынской трагедии поставлена историческая (не политическая) точка?
Не согласился с этим в беседе с обозревателем KM.RU и известный публицист Андрей Паршев, в свое время принимавший участие в общественном расследовании катынской трагедии:
– Признание Россией своей вины за Катынь было решением политическим, а не юридическим. Попросту говоря, даже у наших руководителей, видимо, нет однозначной уверенности в том, что именно советские правоохранительные органы расстреляли польских офицеров в Смоленской области.
Напомню, что эта вина была признана сперва Горбачевым в 1990 году, о чем у нас как-то редко вспоминают, а позже Ельциным – в 1991-м. Причем произошло все это еще до чудесного обретения некоторых письменных документов, которые вроде бы подтверждают эту вину.
Вообще обнаружение этих протоколов – отдельная история, которая сама по себе тоже может послужить хорошим объектом для расследования и обсуждения. Я и сам в 90-е годы публиковал некоторые материалы по расследованию того события и позднее принимал участие в работе комиссии под руководством Виктора Илюхина – правда, не как историк, а как публицист.
Есть моменты в этом деле, которые сразу не укладываются в принятую на Западе схему и которые надо бы объяснить.
Первое, на что хотел бы обратить внимание: НКВД никогда не хоронил казненных вместе с их личными документами, а также с материальными ценностями, которые переходили в собственность государства. Немцы, особенно СС, обычно брезговали заниматься мародерством (если, конечно, не участвовали полицаи: те не брезговали и золотыми зубами), поэтому факт, что немцами сразу в 1943 году были установлены личности большинства захороненных, уже сам по себе очень интересен. Но, разумеется, советское руководство по понятным причинам не могло тогда привести этот довод в свою защиту.
Также есть еще один момент, который, наверное, имеет большое значение. Мы же все прекрасно знаем, что в 30-е годы смертная казнь в нашей стране применялась достаточно широко, при этом расстреливались в том числе и иностранные граждане. Данные на них хранились в обычных архивах НКВД. Статистика по репрессиям была подведена в 50-е годы, оглашалась среди партработников, она публиковалась в 90-е. Но тогда непонятно, с какой стати в отношении польских офицеров было сделано какое-то особое исключение, почему они шли по каким-то особым учетам (по каким?), почему их дела хранились в какой-то там черной-черной запечатанной комнате, в которую никто не имел права входить (так написано в странном рукописном документе, именуемом «справка Шелепина»). Все это совершенно непонятно.
И уже хотя бы полагаясь на эти факты, можно как минимум поставить под сомнение существующую официальную версию, согласно которой польских военных расстрелял именно НКВД и именно весной 1940 года.
По итогам ввода советских войск на Западную Украину и в Западную Белоруссию нам в плен сдалось довольно много польских военных. Солдаты и сержанты были отпущены, часть из них уехали за границу, большая часть после фильтрации стали гражданами Советского Союза. Ну а часть была задержана: это армейские офицеры, сотрудники полиции и жандармерии, пограничники и т. п. Они содержались под Козельском и под Харьковом (армейцы, там было два лагеря примерно на 4000 человек), и еще был один лагерь под Осташковым, где сейчас располагается монастырь Нилова пустынь. Там режим был более строгим – именно потому, что там содержались офицеры полиции, разведчики, контрразведчики.
По нынешней официальной версии, весной 1940 года они все были оттуда, из всех трех лагерей, вывезены (это, видимо, так) и расстреляны органами НКВД (а вот это сомнительно).
Вот тут сразу видна нестыковка. Под Катынью похоронены офицеры, которые до расстрела находились в Козельском лагере. Их якобы вывезли поездами, выгрузили на станции Гнездово, отвели в местность Козьи горы (2 километра от станции) – и там сразу расстреляли. Но какой смысл был везти их из Козельска, за 200 километров, через Смоленск? Кому нужна была эта сложная, неудобная комбинация?
Согласно советской версии, плененных польских офицеров отвезли в лагеря западнее Смоленска, в том числе в лагерь в поселке Катынь, и во время немецкого наступления их не смогли эвакуировать, точнее, не смогли предоставить транспорт. Пленные отказались уходить пешком (за исключением нескольких еврейского происхождения), а немцы захватили лагеря, вывезли оттуда офицеров и расстреляли – так же, как они расстреливали польскую интеллигенцию после оккупации Польши. Эта версия правдоподобна. Действительно, Смоленск пал совершенно неожиданно, оттуда – единственный случай за войну! – не успели эвакуировать партийный архив (он находится сейчас в США и активно изучается до сих пор).
Зачем же мы признали свою вину? Дело в том, что это было некое требование от наших «партнеров», на которое российское руководство было вынуждено пойти, дабы в том числе показать миру «деятельное раскаяние в преступлениях советской власти». Хотя должен заметить, что Владимир Путин не делал публичного покаяния по катынской трагедии: он поручил Государственной Думе выступить с соответствующим заявлением, что, опять же, говорит о реальном отношении российских властей к той истории.
